Кризис - у них и у нас, байки и реалии, как это влияет на ипотеку и рынок недвижимости. 996 / 73386
17 апр. 2011
Дмитрий Евланов писал(а):ветка когда-то обещала стать интересной, но было жестоко засрана эхомацовыми копи-пастами .. жаль.
Вы как всегда правы - Кургинян много информативнее
17 апр. 2011
Как пишут Лебедева и Ясин, «в узком, экономическом смысле инновация есть продукт (новая конструкция, технология, организационный прием и т. п.), воплощенный в товаре, который пользуется спросом на рынке в силу своей новизны». С этой точки зрения, инноватор не является инноватором, т. е. важным действующим лицом «экономики знаний», до тех пор, пока его открытие или изобретение не прошло этап коммерциализации, не было оценено инвесторами и востребовано на рынке. Для создания инновационной экономики важно, чтобы различные ее участники были включены в эффективные и хорошо выстроенные цепочки взаимодействия, обеспечивающие трансформацию идеи в продукт, а продукта — в массовую серию или в технологию (в алгоритм, универсальный стандарт и т. п.).
Нынешнее бедственное положение с инновациями в России сложилось во многом за счет нехватки средств на оборудование и НИОКР после 1991 года. Но дело, конечно, не только в деньгах: громадная доля успешной советской науки имела гарантированный рынок в рамках военных разработок. Когда военная сфера НИОКР и внедрение изобретений на заводах ВПК почти полностью рухнули, оказалось, что существует проблема коммерциализации знания, произведенного в лабораториях и на опытных площадках ученых.
Во-первых, ученые не умели или не хотели искать возможностей для внедрения своих изобретений. Раньше внедрение было гарантировано тем, что придет Королев или Курчатов и скажет, что исследовать, а потом внедрит изобретенное. А в 1990-е годы и вплоть до последнего времени таких всемогущих людей из военно-промышленного комплекса не было. Во-вторых, новые предприниматели тоже не взяли на себя эту функцию. В условиях сильной монополизации российской экономики и ее экспортно-сырьевого характера им было легче зарабатывать другим способом. Да и потребности в инновациях сырьевые отрасли могли удовлетворить за счет импорта машин и оборудования.
Получилось, что конечные звенья цепочки воплощения новых научных идей в жизнь — т. е. внедрение или коммерциализация — были утрачены, так как почти не осталось желающих довести дело до промышленного образца. Диагноз: в стране образовалось слишком много Кулибиных и осталось слишком мало Королевых, а Эдисоны или Форды так и не появились.
Какие культурные механизмы способствовали недостатку средств на науку в 1990-е годы? С одной стороны, ученые продолжали заниматься игрой в признание среди коллег, иногда доводя дело до единичного образца, но не заботясь о технических и производственных аспектах массового внедрения изобретений. Эдисон мог быть окончательно уверен в своей богоизбранности, важной для протестанта, только когда его лампочка стала коммерчески успешной, а не светила лишь в его лаборатории. Наши Кулибины могут веками работать в научных институтах, зная, что их оценят как высококлассных специалистов среди небольшого количества ученых, и тем самым их идентичность как ученых будет подтверждена и не будет поставлена под вопрос.
Они считаются высококлассными, если изобрели, рассказали на конференции, показали коллегам. Но не внедрили! Последний элемент не важен для нынешнего российского ученого, так как не сказывается на его/ее самооценке, основывающейся на оценке со стороны значимого сообщества других таких же ученых в НИИ или другой академической организации. С другой стороны, предприниматели, занятые в 1990-е годы процессом приватизации собственности, потом спасения, рационализации и перезапуска производства, но нередко и поиском доступа к источникам сырьевой или бюрократической ренты, а потом и войнами за ее передел и за доступ к государственным постам, гарантирующим победы в этих войнах, не рассматривали научные инновации как ключ к экономическому успеху.
Можно было обойтись и без них; деньги зарабатывались вне и помимо науки и инноваций. И потому идентичность успешного капитана индустрии или лидера рынка легко достигались и поддерживались за счет чисто экономических и светских показателей — рейтинга в журнале Forbes, наличия виллы на Лазурном берегу, участия в звездных светских тусовках, в приемах и на совещаниях в Кремле и т. п. Наука была здесь ни при чем: она редко способствовала получению ощутимой прибыли, да и вся идентичность и стиль жизни успешного бизнесмена как бы подчеркивали, что ему не по пути с обедневшими учеными, смирившимися со своим прозябанием в захиревших институтах.
Обозначившееся в 2000-х годах несколько большее желание ученых самим заниматься коммерциализацией знания, а также большее внимание бизнеса к инновациям тем не менее не изменили ситуацию радикальным образом. Подробнее рассмотрим сказанное на двух примерах.
Наука без рынка
Начнем с двух показательных цитат из интервью. Первая говорит об отсутствии значимой культурной модели для роли предпринимателя-инноватора:
«Да, с культурной точки зрения тоже все очень плохо. У нас нет, с культурной точки зрения у нас нет — как сказать-то? — нет образа такого вот предпринимателя, который посидел, посидел, подумал, подумал и заработал 1000 миллионов долларов. Вот просто оттого, что он подумал, а потом поработал [над воплощением этого] пять лет. При этом не нарушил ни одного закона, не проводил месяцы в таможне, а просто вот работал. Сидел там, писал свои программы, продавал там, ну, занимался своей основной деятельностью. У нас нет как бы в современной русской культуре, нет примеров success stories и как бы так культурного… культурной направленности на инжиниринговую деятельность вообще» (Алексей, 52 года).
Вторая подразумевает, что либеральная рыночная модель ориентирована на коммерциализацию инновационных продуктов, на доведение их от опытного образца до стадии товарного производства. Но именно этот процесс, по мнению наших информантов, в России особенно плохо отлажен, хотя умных людей хватает: «У нас же головы-то есть. Ведь возьми любое изобретение, оно в той или иной форме в России, в Советском Союзе, в Российской Федерации, оно в каком-то виде существует или существовало. Но внедрить его, запустить его, сделать его массовым — это у нас никогда не получалось, хотя все работает, там, в одном экземпляре. Там кто-то чуть-чуть подкрутит, оно заработает, вот оно перестало работать, опять подошел, подкрутил, опять работает. А сделать так… выточить, отточить это дело таким образом, чтобы как в Японии, чтобы оно, как ни ломай, все равно работает, или, там, как Nokia, уронил в колодец, он все равно оттуда светит и продолжает звонить… Так у нас почему-то не умеют» (Сергей, 59 лет).
Интервьюируемые эксперты связывают это с особенностями научно-технического прогресса в СССР и его отличиями от современного понимания инновации: этот процесс не был рыночным. Инновация существовала как открытие, изобретение, уникальный образец, за нее можно было получить грамоту или признание Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов (ВОИР), но ее внедрение или конечное выражение в конкурентоспособном товаре не было обязательным. Государство в лице своих представителей, и прежде всего управленцев ВПК, выбирало, что воплощать, а что нет, чаще всего руководствуясь некоммерческими мотивами. И, как следствие, в советской инновационной цепочке почти полностью отсутствовал инноватор-предприниматель.
Советские люди поэтому воспринимали область новаторства как оторванную от материального (и уж тем более коммерческого) воплощения сферу самодостаточного творчества. Анализ эмпирических данных позволяет заметить удивительную культурную устойчивость идеально-типической модели, где изобретатель предстает как далекий от коммерческих интересов творец, создающий что-то новое благодаря персональной вовлеченности в сам процесс создания инноваций. А инновации представляются как имеющие прежде всего форму идей, а не материальных объектов.
Многие эксперты обращали внимание на характерный для нашего общества культурный разрыв между фигурами «изобретателя» и «производителя»: «В сознании людей нет образцов успешного ученого-предпринимателя. У нас ученый обычно бессребреник, который все во благо человечества. А предприниматель — это буржуй, который наживается на других. Это, конечно, советское еще наследие… классовая такая картина мира» (Петр, 41 год).
Как рассказывал информант, обладающий самым большим советским опытом, ныне академик РАН, а в советское время — членкор АН СССР: «Никто из нас не задумывался о коммерческой составляющей наших патентов, никому в голову такое даже не приходило…» (Михаил, 92 года). Другой свидетель советской эпохи из Ленинградского политехнического института высказывается в унисон: «Наживаться на науке было грех. Отсюда такое отношение. Попов, вот он осчастливил человечество, но ничего не принес конкретной России в денежном выражении, так сказать» (Александр, 62 года). Похоже, что распространенный среди ученых и ИТР советский профессиональный этос исключал или минимизировал возможность высказываний, где признавалась бы легитимность материальной заинтересованности. Важно, чтобы работа была интересная, чтобы можно было самореализовываться, а деньги — это «низшая материя»: «Просто, знаете, мне нравится моя работа — это первое. Второе: я не умею что-то другое делать, ну разве что вот преподавать бы я мог, наверное… А бизнес — ну, это неинтересно. Некий перелом, некий серьезный выбор — я не уверен, что мне это бы понравилось» (Александр, 53 года, интервью 1999 г.).
Отношение к научно-изобретательской работе характеризуется в наших интервью вне прагматики, в терминах любви к «работе», к «науке» и даже к «прибору»: «Мы просто жутко любили свою работу, нам это было интересно. Для нас это был смысл, цель жизни. Приходили в выходные на работу. И работали до 9 часов. Приходили рано. В общем, это делали, потому что нам это интересно. Потому что мы любили. Далеко не только из-за денег. Потому что вот такого конкретного стимулирования результата — его не было. /…/ Самое главное — это интерес к науке, то есть хотелось познать новое, познать тайны, открытия сделать. Свой прибор удивительный» (Владимир, 51 год).
Поэтому коммерциализировать инновационную идею, выстроить работающую цепочку от идеи до товара, совместить роли изобретателя и менеджера — подобная задача традиционно трудна для ученых из российского инновационного сектора. О распространенности среди отечественных инноваторов представлений о разделении на тех, кто «осуществляет идею», и тех, кто ее «внедряет», особенно упоминали привлеченные к исследованию эксперты, которые постоянно работают в консалтинге по менеджменту инноваций: «Отдельно нужно сказать о нашем неумении коммерциализировать собственные разработки. Это не беда Советского Союза, это беда российского менталитета в целом. Потому что многие изобретения, выдающиеся изобретения, никогда не были коммерциализованы. И, к сожалению, до сих пор в обществе существует как бы не очень позитивное отношение к коммерциализации научных разработок» (Александр, 62 года).
«Сумасшедший ученый» и другие стереотипы
Особенно трудна задача коммерциализации для ученых, еще помнящих СССР: «Вы знаете, у меня же больше 500 советских изобретений, 50 с чем-то международных патентов, но реально я с них почти ничего не имею… Знаете, в чем дело там, у меня нет коммерческой жилки. У меня есть идея и цель ее осуществить. Когда я ее осуществляю, появляется результат, значит, мы его публикуем или патентуем. И я на этом успокаиваюсь. Дальше уже не мое дело — внедрять это все, это столько трудов стоит. И нас буквально обворовывают. Вот сейчас на моих разработках работают уже несколько фирм и бессовестно пользуются нашими достижениями. В Москве в особенности и в Новосибирске, и в Китае особенно, в Израиле нас тоже обворовали» (Михаил, 92 года).
Стереотип ушлого предпринимателя, обкрадывающего непрактичного автора гениальной идеи, неоднократно воспроизводился в интервью с производителями инноваций от науки. Этот стереотип указывает на коммуникативный разрыв между производителями инновационных идей и бизнесменами, которые должны их субсидировать или реализовывать их идеи на свои средства. Например, ученый, прослушавший несколько курсов в бизнес-школе, говорит:
«Первое, что оскорбляет. Они говорят: а ты напиши бизнес-план. Хорошо, у меня есть второе образование по маркетингу. Я знаю, что такое бизнес-план, и очень хорошо знаю, сколько он стоит. Когда мне говорят: ты за бесплатно напиши бизнес-план, я понимаю, что с этой фирмой… нечего тут делать. То есть они захотят просто бесплатно это взять, а тебя, как дурака-инженера, выставить на улицу в смешном виде» (Владимир, 51 год).
Владимир прошел бизнес-курсы и теперь имеет знание, как начать. Но не имеет стартового капитала; а те, с кем он общается среди тех, кто имеет капитал, не подходят на роль «бизнес-ангелов». Других же он не видит. Но очень часто коммуникативный барьер между предпринимателями и учеными возникает из-за того, что предпринимателям просто невыгодно вкладывать деньги в инновации. Как правило, бизнесмены осторожничают и вкладывают деньги уже под практически завершенные проекты:
«Бизнес, он считает копейки. Наш бизнес, который должен вложиться в какую-то такую штуку… Он хочет сразу несколько конкретных осязаемых вещей. Во-первых, дайте мне аппарат. Где аппарат? Аппарата нет. Потому что чтобы сделать аппарат, нужно сделать его на коленке. Когда делаешь его на коленке — он то работает, то не работает. И тебе не показать его. А чтобы довести его до ума — нужны деньги. А где деньги? У бизнеса. А где бизнес? Бизнес не дает, потому что не показали аппарат. Вот и все. Рискнуть никто не хочет. Вложить свои средства… [кому это надо]? Сейчас они у тебя есть, ты их можешь хапануть и убежать.А если ты их отдашь, и вдруг придет пора бежать — с чем ты убежишь? Нет уверенности. Крупный бизнес, он на чемоданах, как все знают, который мог бы поддержать эти инновации» (Сергей, 56 лет). Бизнес, сидящий «на чемоданах» из-за того, что не чувствует себя в силах защитить права собственности, не тема нашего исследования. Но подобная ситуация явно не способствует преодолению разрыва между стадиями изобретения и внедрения.
Общая политико-экономическая ситуация в стране имеет и другие проявления. Если бизнес не имеет связей с чиновниками, он склонен вкладывать в краткосрочные либо в почти осуществленные проекты. Тогда выходом для изобретателя может стать поиск таких связей с чиновниками, потому что, по мнению наших респондентов, деньги все же иногда вкладываются в наукоемкий бизнес под серьезные государственные гарантии: «Если есть какие-то госгарантии, то и большой проект банк возьмется финансировать…Банк возьмется финансировать, если государство скажет, что мы вам гарантируем, банк выдаст деньги под проект… Банки не кредитуют по одной простой причине: потому что они не хотят остаться один на один с этим горем, если у инноватора что-то пойдет не так» (Сергей, 59 лет).
Иногда из интервью кажется, что капиталовложения в наукоемкий бизнес настолько редки, что сами банкиры не верят, когда у них приходят просить деньги на стоящее дело: «Когда я брал кредит в банке, когда просил кредит в банке, я говорил, что я занимаюсь, во-первых, производством, во-вторых, моя фирма делает станки, а еще и собственные разработки. Один раз дошло даже до того, что под предлогом проверки завода ко мне приходил сам директор банка, местного филиала. Он ко мне приходил и внимательно смотрел, спрашивал, действительно ли мы делаем, самостоятельно разрабатываем что-то? Потому как это крайне редко, когда наши фирмы делают что-то новое, разрабатывают что-то сами, причем рыночно конкурентоспособное» (Василий, 43 года).
Редкие ученые, ставшие предпринимателями в наукоемком производстве и выжившие как капиталисты, особенно хорошо понимают ситуацию своего брата-ученого, когда он приходит как «изобретатель» к «внедренцу»-капиталисту. С одной стороны, он чувствует свое унижение как нищий проситель, с другой — свое превосходство как представитель высшего интеллектуального класса. Ни то ни другое не способствует коммуникации, а значит, и внедрению. Так, например, говорит директор центра по маркетингу инноваций: «Эти изобретатели тоже не умеют предложить себя. Как правило, впадают в две крайности. Крайности могут быть описаны так: «Я могу все!» Или: «Я такой-сякой, вот я придумал фигульку такую маленькую»… А есть ребята, которые приходят и говорят: «Ну, вы, конечно, понимаете…», при этом совершенно не понятно, о чем они говорят.
Или он говорит: «Вам, конечно, это непонятно» — и человека в дурака ставит, своего потенциального благодетеля, своего потенциального заказчика опускает. Да… очень многие страдают манией преследования. Они боятся, что у них украдут, они пытаются продать то, чего не показывают. Это невозможно. Просто невозможно. Да. У меня висело объявление, что мы изобретателей не принимаем. К сожалению, очень много ходоков было умственно больных. Да. Кота в мешке. И на самом деле оказывается, что это не то. У него мания величия часто возникает, что он осчастливит все человечество» (Александр, 62 года).
Получается, что бизнесмен, даже когда хочет поговорить с автором потенциально коммерчески привлекательного изобретения, часто не может этого сделать. Ученый либо выглядит сумасшедшим, либо отталкивает тем, что или заискивает, или свысока смотрит на торгашей, копошащихся в грязи роскоши.
Сравнительный анализ интервью 2010-го и 1998-1999 годов позволяет говорить об определенной культурной устойчивости идеально-типических представлений о настоящем инноваторе (изобретателе, ученом, производственном рационализаторе) — это поглощенный творческим процессом энтузиаст, трудящийся ради общественного блага и далекий от «низменных» прагматических интересов и материальных выгод для себя лично. Конечно, прежде всего важно не то, что между представителями двух групп нет коммуникации (это бывает во многих обществах), а то, что страдает процесс внедрения. С одной стороны, для отечественных инноваторов от науки образ предпринимателя и образ изобретателя ментально разнесены: «Люди, которые умеют и любят разрабатывать что-нибудь, как правило, с трудом могут что-то продавать. Такие люди есть, я не отрицаю, но, к сожалению, я вот не вошел в их число» (Василий, 43 года).
С другой стороны, для инноваторов от производства общение с учеными приводит к тому, что они узнают, что «Нет у нас культуры, нет опыта, нет традиции, нет… Да, собственно, даже ученые, они все еще советские, для них бизнес — грязное дело. То есть предпринимательская культура научные слои практически не затронула» (Петр, 41 год).
Иными словами, у российского бизнесмена, работающего в преимущественно сырьевой и монополизированной экономике со значительным влиянием чиновников и силовых органов на результат хоздеятельности, т. е. живущего в ситуации, когда нет четких правил игры и независимого суда, чаще всего нет прямой заинтересованности в наукоемком производстве. Но добавьте к этому еще и презрение к нему, исходящее от ученых (или даже с трудом скрываемое подозрение, что он пришел их обобрать, своровав их изобретение), и можно представить все шансы на становление инновационной экономики, наконец-то решившей проблему внедрения.
Анисимов, Екатерина Правилова, Олег Хархордин
Нынешнее бедственное положение с инновациями в России сложилось во многом за счет нехватки средств на оборудование и НИОКР после 1991 года. Но дело, конечно, не только в деньгах: громадная доля успешной советской науки имела гарантированный рынок в рамках военных разработок. Когда военная сфера НИОКР и внедрение изобретений на заводах ВПК почти полностью рухнули, оказалось, что существует проблема коммерциализации знания, произведенного в лабораториях и на опытных площадках ученых.
Во-первых, ученые не умели или не хотели искать возможностей для внедрения своих изобретений. Раньше внедрение было гарантировано тем, что придет Королев или Курчатов и скажет, что исследовать, а потом внедрит изобретенное. А в 1990-е годы и вплоть до последнего времени таких всемогущих людей из военно-промышленного комплекса не было. Во-вторых, новые предприниматели тоже не взяли на себя эту функцию. В условиях сильной монополизации российской экономики и ее экспортно-сырьевого характера им было легче зарабатывать другим способом. Да и потребности в инновациях сырьевые отрасли могли удовлетворить за счет импорта машин и оборудования.
Получилось, что конечные звенья цепочки воплощения новых научных идей в жизнь — т. е. внедрение или коммерциализация — были утрачены, так как почти не осталось желающих довести дело до промышленного образца. Диагноз: в стране образовалось слишком много Кулибиных и осталось слишком мало Королевых, а Эдисоны или Форды так и не появились.
Какие культурные механизмы способствовали недостатку средств на науку в 1990-е годы? С одной стороны, ученые продолжали заниматься игрой в признание среди коллег, иногда доводя дело до единичного образца, но не заботясь о технических и производственных аспектах массового внедрения изобретений. Эдисон мог быть окончательно уверен в своей богоизбранности, важной для протестанта, только когда его лампочка стала коммерчески успешной, а не светила лишь в его лаборатории. Наши Кулибины могут веками работать в научных институтах, зная, что их оценят как высококлассных специалистов среди небольшого количества ученых, и тем самым их идентичность как ученых будет подтверждена и не будет поставлена под вопрос.
Они считаются высококлассными, если изобрели, рассказали на конференции, показали коллегам. Но не внедрили! Последний элемент не важен для нынешнего российского ученого, так как не сказывается на его/ее самооценке, основывающейся на оценке со стороны значимого сообщества других таких же ученых в НИИ или другой академической организации. С другой стороны, предприниматели, занятые в 1990-е годы процессом приватизации собственности, потом спасения, рационализации и перезапуска производства, но нередко и поиском доступа к источникам сырьевой или бюрократической ренты, а потом и войнами за ее передел и за доступ к государственным постам, гарантирующим победы в этих войнах, не рассматривали научные инновации как ключ к экономическому успеху.
Можно было обойтись и без них; деньги зарабатывались вне и помимо науки и инноваций. И потому идентичность успешного капитана индустрии или лидера рынка легко достигались и поддерживались за счет чисто экономических и светских показателей — рейтинга в журнале Forbes, наличия виллы на Лазурном берегу, участия в звездных светских тусовках, в приемах и на совещаниях в Кремле и т. п. Наука была здесь ни при чем: она редко способствовала получению ощутимой прибыли, да и вся идентичность и стиль жизни успешного бизнесмена как бы подчеркивали, что ему не по пути с обедневшими учеными, смирившимися со своим прозябанием в захиревших институтах.
Обозначившееся в 2000-х годах несколько большее желание ученых самим заниматься коммерциализацией знания, а также большее внимание бизнеса к инновациям тем не менее не изменили ситуацию радикальным образом. Подробнее рассмотрим сказанное на двух примерах.
Наука без рынка
Начнем с двух показательных цитат из интервью. Первая говорит об отсутствии значимой культурной модели для роли предпринимателя-инноватора:
«Да, с культурной точки зрения тоже все очень плохо. У нас нет, с культурной точки зрения у нас нет — как сказать-то? — нет образа такого вот предпринимателя, который посидел, посидел, подумал, подумал и заработал 1000 миллионов долларов. Вот просто оттого, что он подумал, а потом поработал [над воплощением этого] пять лет. При этом не нарушил ни одного закона, не проводил месяцы в таможне, а просто вот работал. Сидел там, писал свои программы, продавал там, ну, занимался своей основной деятельностью. У нас нет как бы в современной русской культуре, нет примеров success stories и как бы так культурного… культурной направленности на инжиниринговую деятельность вообще» (Алексей, 52 года).
Вторая подразумевает, что либеральная рыночная модель ориентирована на коммерциализацию инновационных продуктов, на доведение их от опытного образца до стадии товарного производства. Но именно этот процесс, по мнению наших информантов, в России особенно плохо отлажен, хотя умных людей хватает: «У нас же головы-то есть. Ведь возьми любое изобретение, оно в той или иной форме в России, в Советском Союзе, в Российской Федерации, оно в каком-то виде существует или существовало. Но внедрить его, запустить его, сделать его массовым — это у нас никогда не получалось, хотя все работает, там, в одном экземпляре. Там кто-то чуть-чуть подкрутит, оно заработает, вот оно перестало работать, опять подошел, подкрутил, опять работает. А сделать так… выточить, отточить это дело таким образом, чтобы как в Японии, чтобы оно, как ни ломай, все равно работает, или, там, как Nokia, уронил в колодец, он все равно оттуда светит и продолжает звонить… Так у нас почему-то не умеют» (Сергей, 59 лет).
Интервьюируемые эксперты связывают это с особенностями научно-технического прогресса в СССР и его отличиями от современного понимания инновации: этот процесс не был рыночным. Инновация существовала как открытие, изобретение, уникальный образец, за нее можно было получить грамоту или признание Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов (ВОИР), но ее внедрение или конечное выражение в конкурентоспособном товаре не было обязательным. Государство в лице своих представителей, и прежде всего управленцев ВПК, выбирало, что воплощать, а что нет, чаще всего руководствуясь некоммерческими мотивами. И, как следствие, в советской инновационной цепочке почти полностью отсутствовал инноватор-предприниматель.
Советские люди поэтому воспринимали область новаторства как оторванную от материального (и уж тем более коммерческого) воплощения сферу самодостаточного творчества. Анализ эмпирических данных позволяет заметить удивительную культурную устойчивость идеально-типической модели, где изобретатель предстает как далекий от коммерческих интересов творец, создающий что-то новое благодаря персональной вовлеченности в сам процесс создания инноваций. А инновации представляются как имеющие прежде всего форму идей, а не материальных объектов.
Многие эксперты обращали внимание на характерный для нашего общества культурный разрыв между фигурами «изобретателя» и «производителя»: «В сознании людей нет образцов успешного ученого-предпринимателя. У нас ученый обычно бессребреник, который все во благо человечества. А предприниматель — это буржуй, который наживается на других. Это, конечно, советское еще наследие… классовая такая картина мира» (Петр, 41 год).
Как рассказывал информант, обладающий самым большим советским опытом, ныне академик РАН, а в советское время — членкор АН СССР: «Никто из нас не задумывался о коммерческой составляющей наших патентов, никому в голову такое даже не приходило…» (Михаил, 92 года). Другой свидетель советской эпохи из Ленинградского политехнического института высказывается в унисон: «Наживаться на науке было грех. Отсюда такое отношение. Попов, вот он осчастливил человечество, но ничего не принес конкретной России в денежном выражении, так сказать» (Александр, 62 года). Похоже, что распространенный среди ученых и ИТР советский профессиональный этос исключал или минимизировал возможность высказываний, где признавалась бы легитимность материальной заинтересованности. Важно, чтобы работа была интересная, чтобы можно было самореализовываться, а деньги — это «низшая материя»: «Просто, знаете, мне нравится моя работа — это первое. Второе: я не умею что-то другое делать, ну разве что вот преподавать бы я мог, наверное… А бизнес — ну, это неинтересно. Некий перелом, некий серьезный выбор — я не уверен, что мне это бы понравилось» (Александр, 53 года, интервью 1999 г.).
Отношение к научно-изобретательской работе характеризуется в наших интервью вне прагматики, в терминах любви к «работе», к «науке» и даже к «прибору»: «Мы просто жутко любили свою работу, нам это было интересно. Для нас это был смысл, цель жизни. Приходили в выходные на работу. И работали до 9 часов. Приходили рано. В общем, это делали, потому что нам это интересно. Потому что мы любили. Далеко не только из-за денег. Потому что вот такого конкретного стимулирования результата — его не было. /…/ Самое главное — это интерес к науке, то есть хотелось познать новое, познать тайны, открытия сделать. Свой прибор удивительный» (Владимир, 51 год).
Поэтому коммерциализировать инновационную идею, выстроить работающую цепочку от идеи до товара, совместить роли изобретателя и менеджера — подобная задача традиционно трудна для ученых из российского инновационного сектора. О распространенности среди отечественных инноваторов представлений о разделении на тех, кто «осуществляет идею», и тех, кто ее «внедряет», особенно упоминали привлеченные к исследованию эксперты, которые постоянно работают в консалтинге по менеджменту инноваций: «Отдельно нужно сказать о нашем неумении коммерциализировать собственные разработки. Это не беда Советского Союза, это беда российского менталитета в целом. Потому что многие изобретения, выдающиеся изобретения, никогда не были коммерциализованы. И, к сожалению, до сих пор в обществе существует как бы не очень позитивное отношение к коммерциализации научных разработок» (Александр, 62 года).
«Сумасшедший ученый» и другие стереотипы
Особенно трудна задача коммерциализации для ученых, еще помнящих СССР: «Вы знаете, у меня же больше 500 советских изобретений, 50 с чем-то международных патентов, но реально я с них почти ничего не имею… Знаете, в чем дело там, у меня нет коммерческой жилки. У меня есть идея и цель ее осуществить. Когда я ее осуществляю, появляется результат, значит, мы его публикуем или патентуем. И я на этом успокаиваюсь. Дальше уже не мое дело — внедрять это все, это столько трудов стоит. И нас буквально обворовывают. Вот сейчас на моих разработках работают уже несколько фирм и бессовестно пользуются нашими достижениями. В Москве в особенности и в Новосибирске, и в Китае особенно, в Израиле нас тоже обворовали» (Михаил, 92 года).
Стереотип ушлого предпринимателя, обкрадывающего непрактичного автора гениальной идеи, неоднократно воспроизводился в интервью с производителями инноваций от науки. Этот стереотип указывает на коммуникативный разрыв между производителями инновационных идей и бизнесменами, которые должны их субсидировать или реализовывать их идеи на свои средства. Например, ученый, прослушавший несколько курсов в бизнес-школе, говорит:
«Первое, что оскорбляет. Они говорят: а ты напиши бизнес-план. Хорошо, у меня есть второе образование по маркетингу. Я знаю, что такое бизнес-план, и очень хорошо знаю, сколько он стоит. Когда мне говорят: ты за бесплатно напиши бизнес-план, я понимаю, что с этой фирмой… нечего тут делать. То есть они захотят просто бесплатно это взять, а тебя, как дурака-инженера, выставить на улицу в смешном виде» (Владимир, 51 год).
Владимир прошел бизнес-курсы и теперь имеет знание, как начать. Но не имеет стартового капитала; а те, с кем он общается среди тех, кто имеет капитал, не подходят на роль «бизнес-ангелов». Других же он не видит. Но очень часто коммуникативный барьер между предпринимателями и учеными возникает из-за того, что предпринимателям просто невыгодно вкладывать деньги в инновации. Как правило, бизнесмены осторожничают и вкладывают деньги уже под практически завершенные проекты:
«Бизнес, он считает копейки. Наш бизнес, который должен вложиться в какую-то такую штуку… Он хочет сразу несколько конкретных осязаемых вещей. Во-первых, дайте мне аппарат. Где аппарат? Аппарата нет. Потому что чтобы сделать аппарат, нужно сделать его на коленке. Когда делаешь его на коленке — он то работает, то не работает. И тебе не показать его. А чтобы довести его до ума — нужны деньги. А где деньги? У бизнеса. А где бизнес? Бизнес не дает, потому что не показали аппарат. Вот и все. Рискнуть никто не хочет. Вложить свои средства… [кому это надо]? Сейчас они у тебя есть, ты их можешь хапануть и убежать.А если ты их отдашь, и вдруг придет пора бежать — с чем ты убежишь? Нет уверенности. Крупный бизнес, он на чемоданах, как все знают, который мог бы поддержать эти инновации» (Сергей, 56 лет). Бизнес, сидящий «на чемоданах» из-за того, что не чувствует себя в силах защитить права собственности, не тема нашего исследования. Но подобная ситуация явно не способствует преодолению разрыва между стадиями изобретения и внедрения.
Общая политико-экономическая ситуация в стране имеет и другие проявления. Если бизнес не имеет связей с чиновниками, он склонен вкладывать в краткосрочные либо в почти осуществленные проекты. Тогда выходом для изобретателя может стать поиск таких связей с чиновниками, потому что, по мнению наших респондентов, деньги все же иногда вкладываются в наукоемкий бизнес под серьезные государственные гарантии: «Если есть какие-то госгарантии, то и большой проект банк возьмется финансировать…Банк возьмется финансировать, если государство скажет, что мы вам гарантируем, банк выдаст деньги под проект… Банки не кредитуют по одной простой причине: потому что они не хотят остаться один на один с этим горем, если у инноватора что-то пойдет не так» (Сергей, 59 лет).
Иногда из интервью кажется, что капиталовложения в наукоемкий бизнес настолько редки, что сами банкиры не верят, когда у них приходят просить деньги на стоящее дело: «Когда я брал кредит в банке, когда просил кредит в банке, я говорил, что я занимаюсь, во-первых, производством, во-вторых, моя фирма делает станки, а еще и собственные разработки. Один раз дошло даже до того, что под предлогом проверки завода ко мне приходил сам директор банка, местного филиала. Он ко мне приходил и внимательно смотрел, спрашивал, действительно ли мы делаем, самостоятельно разрабатываем что-то? Потому как это крайне редко, когда наши фирмы делают что-то новое, разрабатывают что-то сами, причем рыночно конкурентоспособное» (Василий, 43 года).
Редкие ученые, ставшие предпринимателями в наукоемком производстве и выжившие как капиталисты, особенно хорошо понимают ситуацию своего брата-ученого, когда он приходит как «изобретатель» к «внедренцу»-капиталисту. С одной стороны, он чувствует свое унижение как нищий проситель, с другой — свое превосходство как представитель высшего интеллектуального класса. Ни то ни другое не способствует коммуникации, а значит, и внедрению. Так, например, говорит директор центра по маркетингу инноваций: «Эти изобретатели тоже не умеют предложить себя. Как правило, впадают в две крайности. Крайности могут быть описаны так: «Я могу все!» Или: «Я такой-сякой, вот я придумал фигульку такую маленькую»… А есть ребята, которые приходят и говорят: «Ну, вы, конечно, понимаете…», при этом совершенно не понятно, о чем они говорят.
Или он говорит: «Вам, конечно, это непонятно» — и человека в дурака ставит, своего потенциального благодетеля, своего потенциального заказчика опускает. Да… очень многие страдают манией преследования. Они боятся, что у них украдут, они пытаются продать то, чего не показывают. Это невозможно. Просто невозможно. Да. У меня висело объявление, что мы изобретателей не принимаем. К сожалению, очень много ходоков было умственно больных. Да. Кота в мешке. И на самом деле оказывается, что это не то. У него мания величия часто возникает, что он осчастливит все человечество» (Александр, 62 года).
Получается, что бизнесмен, даже когда хочет поговорить с автором потенциально коммерчески привлекательного изобретения, часто не может этого сделать. Ученый либо выглядит сумасшедшим, либо отталкивает тем, что или заискивает, или свысока смотрит на торгашей, копошащихся в грязи роскоши.
Сравнительный анализ интервью 2010-го и 1998-1999 годов позволяет говорить об определенной культурной устойчивости идеально-типических представлений о настоящем инноваторе (изобретателе, ученом, производственном рационализаторе) — это поглощенный творческим процессом энтузиаст, трудящийся ради общественного блага и далекий от «низменных» прагматических интересов и материальных выгод для себя лично. Конечно, прежде всего важно не то, что между представителями двух групп нет коммуникации (это бывает во многих обществах), а то, что страдает процесс внедрения. С одной стороны, для отечественных инноваторов от науки образ предпринимателя и образ изобретателя ментально разнесены: «Люди, которые умеют и любят разрабатывать что-нибудь, как правило, с трудом могут что-то продавать. Такие люди есть, я не отрицаю, но, к сожалению, я вот не вошел в их число» (Василий, 43 года).
С другой стороны, для инноваторов от производства общение с учеными приводит к тому, что они узнают, что «Нет у нас культуры, нет опыта, нет традиции, нет… Да, собственно, даже ученые, они все еще советские, для них бизнес — грязное дело. То есть предпринимательская культура научные слои практически не затронула» (Петр, 41 год).
Иными словами, у российского бизнесмена, работающего в преимущественно сырьевой и монополизированной экономике со значительным влиянием чиновников и силовых органов на результат хоздеятельности, т. е. живущего в ситуации, когда нет четких правил игры и независимого суда, чаще всего нет прямой заинтересованности в наукоемком производстве. Но добавьте к этому еще и презрение к нему, исходящее от ученых (или даже с трудом скрываемое подозрение, что он пришел их обобрать, своровав их изобретение), и можно представить все шансы на становление инновационной экономики, наконец-то решившей проблему внедрения.
Анисимов, Екатерина Правилова, Олег Хархордин
18 апр. 2011
Точка соприкосновения на саммите БРИКС - контроль над рынками
Обычно на таких саммитах царит скука: их декларации настолько беззубы и расплывчаты, что резолюции G20 кажутся захватывающими, как "Гарри Поттер", пишет пресса. В отношениях стран БРИКС царит соперничество и недоверие, и только желание установить новый миропорядок заставляет их идти на сближение. Все они предпочитают контролировать рынки, и это может кардинально изменить глобальную экономическую политику.
Лидеры Бразилии, России, Индии, Китая и Южной Африки вновь призвали к реформе международной монетарной системы и к ужесточению надзора над рынками сырья и потоками капитала, сообщает The Wall Street Journal. Совместное заявление, сделанное в четверг, "подчеркивает их обеспокоенность факторами, которые подогревают инфляцию и волатильность валют во многих развивающихся экономиках, а также их неослабевающее желание покончить с опорой на американский доллар".
"Лидеры БРИКС предостерегли, что развивающиеся страны сталкиваются с рисками ввиду притока капитала, вызванного либеральной монетарной политикой развитых стран", - пишет газета. Представители всех пяти стран отметили, что до сих пор сталкиваются с перегревом экономик, и договорились крепить координацию на международных форумах для отстаивания интересов развивающихся стран.
Чтобы ограничить опору на доллар, государственные банки стран БРИКС договорились открыть друг другу кредит в своих национальных валютах. Лидеры стран БРИКС приветствовали текущие дискуссии о наращивании роли специальных прав заимствования (SDR) и изменении их структуры. "В декларации особо не упоминаются дискуссии о включении китайского юаня в валютную корзину SDR. Это вопрос неоднозначный, так как для этого шага Китаю, возможно, придется резко ослабить контроль над юанем", - отмечает газета.
Этим странам трудно между собой договориться - слишком уж они разные и вдобавок имеют серьезные разногласия друг с другом, пишет Time. И все же в декларации саммита содержится мнение БРИКС по поводу одного из самых спорных вопросов сегодняшнего дня - "обуздания предполагаемого дурного влияния свободных рынков". Так, лидеры дали понять, что не обязательно одобряют свободу финансовых потоков при любых обстоятельствах. Они также не слишком приветствуют волатильность рынков сырьевых товаров, особенно продовольствия, и высказывают особые претензии к торговле деривативами.
"Их отношение к открытым рынкам, в лучшем случае, весьма амбивалентно", - говорится в статье. В Индии частный сектор страдает от бюрократических препон, Россия и Китай - сторонники госкапитализма. Бразилия заявляет, что приток спекулятивного капитала подрывает конкурентоспособность ее экономики.
"Естественно, в этих позициях есть примесь лицемерия", - считает автор статьи. Бразилия и Южная Африка - крупные экспортеры сырья. Благодаря свободным потокам капитала все страны БРИКС разбогатели и создали рабочие места для населения. Получается, что члены БРИКС хотят наслаждаться плюсами свободных рынков, но отбросить то, что им не нравится. Эти страны будут охотно регулировать, контролировать и сдерживать активность рынков в соответствии с сиюминутной необходимостью в своем понимании, сетует автор, делая вывод, что с ростом влияния стран БРИКС изменятся идеологические основы глобальной экономики.
Развивающиеся страны демонстрировали на саммите в Китае сплоченность, утверждает Stern. Хотя в отношениях стран БРИКС царит соперничество и недоверие, желание установить новый миропорядок заставляет их идти на сближение.
"Более разными они быть не могли: Китай выступает в роли глобального банка, Россия - в роли заправки, Индия выполняет функцию мирового офиса, Бразилия - поставщика ресурсов, а ЮАР становится воротами к африканскому континенту", - пишет Андреас Ландвер. Объединяет эти рвущиеся к лидерству в экономике нации стремление к новому миропорядку.
Китай надеется на то, что развивающиеся страны обретут более весомый голос в мире, однако Западу опасаться нечего - государства БРИКС не являются международным альянсом, говорится в статье. Напротив, экономическое становление развивающихся стран предоставляет индустриально-развитым государствам новые шансы: на долю стран БРИКС сегодня приходится 18% мировой экономики, и рост будет продолжаться. А для этого им необходим импорт.
На саммите в Китае экономический форум БРИКС сделал свои первые шаги в геополитическом измерении, раскритиковав военную операцию в Ливии, отмечает обозреватель Le Point. Тем самым страны БРИКС обрели стратегическое единство, которого у них не было в феврале, когда принималась резолюция Совбеза ООН номер 1973. Представители пяти стран заявили, что стремятся к "другой форме функционирования международных отношений, когда нам не будут приказывать говорить с хорошими и воевать с плохими", как выразился член бразильской делегации. Президент России Дмитрий Медведев подчеркнул, что решение ливийской проблемы "должно быть обеспечено исключительно политико-дипломатическими средствами, а не силовыми методами".
В экономическом плане страны БРИКС поддержали французский проект реформы международной финансовой системы, предложенный на саммите G20, и даже подписали рамочное соглашение, предусматривающее укрепление сотрудничества пяти стран в сфере финансов, инвестиций, высокотехнологичных проектов и природоохранных мероприятий. "Однако на данной стадии соглашения оно на руку, прежде всего, Китаю, - он один располагает достаточными резервами для разработки таких проектов. В то же время Пекин сделал так, чтобы на саммите не поднимался вопрос о переоценке китайской валюты", - сообщает издание.
Страны БРИКС стремятся выработать стратегию для усиления геополитического влияния, но пока не вышли за рамки общих мест, считает автор комментария в австрийской Der Standard.
Объем торговли между странами БРИКС рос с 2001 по 2010 год в среднем на 28% ежегодно, достигнув 230 млрд долларов. Россия и Бразилия богаты сырьем, Китай и Индия сильны темпами экономического развития и высокими финансовыми показателями, говорится в статье. "Новичок" ЮАР тоже может многое предложить, в том числе выход на черный континент. Сегодня страны БРИКС обеспечивают около 60% прироста мирового ВВП и превратились в двигатель мировой экономики. Эта тенденция сохранится и в будущем, пусть с замедлением темпа, полагает автор.
"Но Китай хочет большего. В партийной "Народной газете" в четверг был опубликован его "стратегический манифест", направленный на возведение на базе БРИКС целого "сооружения". Мир, говорится там, станет свидетелем "коллективного расцвета абсолютно новых рыночных держав". Китай с его моделью "мирного экономического подъема" обеспечил наибольший "задел". Страны БРИКС представляют не только динамично развивающиеся державы, но и интересы всех развивающихся стран".
Между тем на саммите пять стран сошлись лишь на общих постулатах, констатирует автор. Как это было уже на обоих предыдущих саммитах тогда еще БРИК, лидер КНР Ху Цзиньтао настаивал на реформе валютной и финансовой системы и придании большего веса голосу развивающихся стран, подчеркнув при этом, что главную роль по-прежнему должна играть ООН, а "большая двадцатка" - оставаться платформой для управления мировой экономикой.
Обычно на таких саммитах царит скука: их декларации настолько беззубы и расплывчаты, что резолюции G20 кажутся захватывающими, как "Гарри Поттер", пишет пресса. В отношениях стран БРИКС царит соперничество и недоверие, и только желание установить новый миропорядок заставляет их идти на сближение. Все они предпочитают контролировать рынки, и это может кардинально изменить глобальную экономическую политику.
Лидеры Бразилии, России, Индии, Китая и Южной Африки вновь призвали к реформе международной монетарной системы и к ужесточению надзора над рынками сырья и потоками капитала, сообщает The Wall Street Journal. Совместное заявление, сделанное в четверг, "подчеркивает их обеспокоенность факторами, которые подогревают инфляцию и волатильность валют во многих развивающихся экономиках, а также их неослабевающее желание покончить с опорой на американский доллар".
"Лидеры БРИКС предостерегли, что развивающиеся страны сталкиваются с рисками ввиду притока капитала, вызванного либеральной монетарной политикой развитых стран", - пишет газета. Представители всех пяти стран отметили, что до сих пор сталкиваются с перегревом экономик, и договорились крепить координацию на международных форумах для отстаивания интересов развивающихся стран.
Чтобы ограничить опору на доллар, государственные банки стран БРИКС договорились открыть друг другу кредит в своих национальных валютах. Лидеры стран БРИКС приветствовали текущие дискуссии о наращивании роли специальных прав заимствования (SDR) и изменении их структуры. "В декларации особо не упоминаются дискуссии о включении китайского юаня в валютную корзину SDR. Это вопрос неоднозначный, так как для этого шага Китаю, возможно, придется резко ослабить контроль над юанем", - отмечает газета.
Этим странам трудно между собой договориться - слишком уж они разные и вдобавок имеют серьезные разногласия друг с другом, пишет Time. И все же в декларации саммита содержится мнение БРИКС по поводу одного из самых спорных вопросов сегодняшнего дня - "обуздания предполагаемого дурного влияния свободных рынков". Так, лидеры дали понять, что не обязательно одобряют свободу финансовых потоков при любых обстоятельствах. Они также не слишком приветствуют волатильность рынков сырьевых товаров, особенно продовольствия, и высказывают особые претензии к торговле деривативами.
"Их отношение к открытым рынкам, в лучшем случае, весьма амбивалентно", - говорится в статье. В Индии частный сектор страдает от бюрократических препон, Россия и Китай - сторонники госкапитализма. Бразилия заявляет, что приток спекулятивного капитала подрывает конкурентоспособность ее экономики.
"Естественно, в этих позициях есть примесь лицемерия", - считает автор статьи. Бразилия и Южная Африка - крупные экспортеры сырья. Благодаря свободным потокам капитала все страны БРИКС разбогатели и создали рабочие места для населения. Получается, что члены БРИКС хотят наслаждаться плюсами свободных рынков, но отбросить то, что им не нравится. Эти страны будут охотно регулировать, контролировать и сдерживать активность рынков в соответствии с сиюминутной необходимостью в своем понимании, сетует автор, делая вывод, что с ростом влияния стран БРИКС изменятся идеологические основы глобальной экономики.
Развивающиеся страны демонстрировали на саммите в Китае сплоченность, утверждает Stern. Хотя в отношениях стран БРИКС царит соперничество и недоверие, желание установить новый миропорядок заставляет их идти на сближение.
"Более разными они быть не могли: Китай выступает в роли глобального банка, Россия - в роли заправки, Индия выполняет функцию мирового офиса, Бразилия - поставщика ресурсов, а ЮАР становится воротами к африканскому континенту", - пишет Андреас Ландвер. Объединяет эти рвущиеся к лидерству в экономике нации стремление к новому миропорядку.
Китай надеется на то, что развивающиеся страны обретут более весомый голос в мире, однако Западу опасаться нечего - государства БРИКС не являются международным альянсом, говорится в статье. Напротив, экономическое становление развивающихся стран предоставляет индустриально-развитым государствам новые шансы: на долю стран БРИКС сегодня приходится 18% мировой экономики, и рост будет продолжаться. А для этого им необходим импорт.
На саммите в Китае экономический форум БРИКС сделал свои первые шаги в геополитическом измерении, раскритиковав военную операцию в Ливии, отмечает обозреватель Le Point. Тем самым страны БРИКС обрели стратегическое единство, которого у них не было в феврале, когда принималась резолюция Совбеза ООН номер 1973. Представители пяти стран заявили, что стремятся к "другой форме функционирования международных отношений, когда нам не будут приказывать говорить с хорошими и воевать с плохими", как выразился член бразильской делегации. Президент России Дмитрий Медведев подчеркнул, что решение ливийской проблемы "должно быть обеспечено исключительно политико-дипломатическими средствами, а не силовыми методами".
В экономическом плане страны БРИКС поддержали французский проект реформы международной финансовой системы, предложенный на саммите G20, и даже подписали рамочное соглашение, предусматривающее укрепление сотрудничества пяти стран в сфере финансов, инвестиций, высокотехнологичных проектов и природоохранных мероприятий. "Однако на данной стадии соглашения оно на руку, прежде всего, Китаю, - он один располагает достаточными резервами для разработки таких проектов. В то же время Пекин сделал так, чтобы на саммите не поднимался вопрос о переоценке китайской валюты", - сообщает издание.
Страны БРИКС стремятся выработать стратегию для усиления геополитического влияния, но пока не вышли за рамки общих мест, считает автор комментария в австрийской Der Standard.
Объем торговли между странами БРИКС рос с 2001 по 2010 год в среднем на 28% ежегодно, достигнув 230 млрд долларов. Россия и Бразилия богаты сырьем, Китай и Индия сильны темпами экономического развития и высокими финансовыми показателями, говорится в статье. "Новичок" ЮАР тоже может многое предложить, в том числе выход на черный континент. Сегодня страны БРИКС обеспечивают около 60% прироста мирового ВВП и превратились в двигатель мировой экономики. Эта тенденция сохранится и в будущем, пусть с замедлением темпа, полагает автор.
"Но Китай хочет большего. В партийной "Народной газете" в четверг был опубликован его "стратегический манифест", направленный на возведение на базе БРИКС целого "сооружения". Мир, говорится там, станет свидетелем "коллективного расцвета абсолютно новых рыночных держав". Китай с его моделью "мирного экономического подъема" обеспечил наибольший "задел". Страны БРИКС представляют не только динамично развивающиеся державы, но и интересы всех развивающихся стран".
Между тем на саммите пять стран сошлись лишь на общих постулатах, констатирует автор. Как это было уже на обоих предыдущих саммитах тогда еще БРИК, лидер КНР Ху Цзиньтао настаивал на реформе валютной и финансовой системы и придании большего веса голосу развивающихся стран, подчеркнув при этом, что главную роль по-прежнему должна играть ООН, а "большая двадцатка" - оставаться платформой для управления мировой экономикой.
18 апр. 2011
- по заказам публики, для разрядки обстановки так сказать 
18 апр. 2011
- повторение "великой депрессии" только ожидается 
19 апр. 2011
Даниэль Экерт | Die Welt
Доллар проигрывает в мировой войне валют
В сравнении с золотом доллар обрушился в небывалую пропасть. Такие валюты, как китайский юань, дышат в затылок основной мировой резервной валюте, пишет обозреватель Die Welt.
Если еще в 1970-е году за унцию золота (31,1 г) давали 35 долларов, то сегодня уже 1488 долларов. По мнению Райнгарда Хельмута из берлинского I.C.M. InvestmentBank, "недавний скачок цены на золото стал ярко выраженным негативным сигналом для доллара".
"Доллар переживает в настоящее время кризис доверия, который подрывает ведущее положение этой валюты, - продолжает автор публикации Даниэль Экерт. - Все больше игроков сомневаются в том, что доллар в дальнейшем будет выполнять функцию основного опорного столба финансовой системы. Подобные сомнения высказывают и многие ориентированные на экспорт страны, прежде всего в Азии, где накоплены гигантские валютные резервы".
Так, валютные резервы Китая оцениваются в более чем 3 трлн долларов, причем прослеживается тенденция к накоплению как долларовой составляющей резервов, так и к покупке других валют. Это позволяет властям КНР сдерживать рост юаня. "США и другие страны настаивают на том, чтобы Пекин ослабил валютный контроль", - пишет автор, добавляя, что МВФ назвал финансовую политику Китая фактором риска для мировой экономики, начавшей оправляться после глобального кризиса.
Как говорится далее в статье, с января курс доллара по сравнению с евро снизился на 8% - и этом притом, что единая европейская валюта тоже не может похвастаться живостью. Однако, по мнению аналитиков, ждать исторической пропасти марта 2008 года, когда за доллар давали 1,60 евро, не приходится. Что касается цены на золото, то она может двинуться в направлении 1600 долларов за унцию.
Американская экономика все еще самая могущественная в мире и почти вдвое превышают следующую по величине, китайскую. Однако, задается вопросом обозреватель, настолько ли она динамична, чтобы формировать единственную резервную валюту? После финансового кризиса эксперты отмечают продолжающуюся рецессию в некоторых сегментах экономики США. Опасения связаны и с упорно высокой инфляцией, составляющей 9%.
Динамику демонстрируют и такие крупные развивающиеся страны, как Бразилия, Россия, Индия и Китай. Однако пока, констатирует немецкое издание, не настало время для смены ведущей валюты с доллара на юань. Рост юаня к доллару составил за прошедшие 12 месяцев всего 4,5%.
Доллар проигрывает в мировой войне валют
В сравнении с золотом доллар обрушился в небывалую пропасть. Такие валюты, как китайский юань, дышат в затылок основной мировой резервной валюте, пишет обозреватель Die Welt.
Если еще в 1970-е году за унцию золота (31,1 г) давали 35 долларов, то сегодня уже 1488 долларов. По мнению Райнгарда Хельмута из берлинского I.C.M. InvestmentBank, "недавний скачок цены на золото стал ярко выраженным негативным сигналом для доллара".
"Доллар переживает в настоящее время кризис доверия, который подрывает ведущее положение этой валюты, - продолжает автор публикации Даниэль Экерт. - Все больше игроков сомневаются в том, что доллар в дальнейшем будет выполнять функцию основного опорного столба финансовой системы. Подобные сомнения высказывают и многие ориентированные на экспорт страны, прежде всего в Азии, где накоплены гигантские валютные резервы".
Так, валютные резервы Китая оцениваются в более чем 3 трлн долларов, причем прослеживается тенденция к накоплению как долларовой составляющей резервов, так и к покупке других валют. Это позволяет властям КНР сдерживать рост юаня. "США и другие страны настаивают на том, чтобы Пекин ослабил валютный контроль", - пишет автор, добавляя, что МВФ назвал финансовую политику Китая фактором риска для мировой экономики, начавшей оправляться после глобального кризиса.
Как говорится далее в статье, с января курс доллара по сравнению с евро снизился на 8% - и этом притом, что единая европейская валюта тоже не может похвастаться живостью. Однако, по мнению аналитиков, ждать исторической пропасти марта 2008 года, когда за доллар давали 1,60 евро, не приходится. Что касается цены на золото, то она может двинуться в направлении 1600 долларов за унцию.
Американская экономика все еще самая могущественная в мире и почти вдвое превышают следующую по величине, китайскую. Однако, задается вопросом обозреватель, настолько ли она динамична, чтобы формировать единственную резервную валюту? После финансового кризиса эксперты отмечают продолжающуюся рецессию в некоторых сегментах экономики США. Опасения связаны и с упорно высокой инфляцией, составляющей 9%.
Динамику демонстрируют и такие крупные развивающиеся страны, как Бразилия, Россия, Индия и Китай. Однако пока, констатирует немецкое издание, не настало время для смены ведущей валюты с доллара на юань. Рост юаня к доллару составил за прошедшие 12 месяцев всего 4,5%.
21 апр. 2011
Валерий Александрович писал(а):Что падает следует из графика приведённого Вами же
Многоуважаемый Валерий Александрович, ваши доводы верны, но вот есть одно но ... мы не учитываем влияние инфляции на рост цен на рынке, так почему мы должны учитывать его при изучении индекса промышленного производства?
Корректируя цены ранка недвижимости на инфляцию мы тоже получим падение, но мы же говорим о фактических уровнях, а не о скорректированных.
Вот мое мнение касаемо зависимостей озвученных мной ранее, правда лишь в перспективе нескольких месяцев.
Сразу предупрежу следующий вопрос: "почему цены рынка взяты в долларах?" На нашем рынке очень много ценников которые застройщики выставляют как в рублях, так и в долларах, и корреляционные связи от изменения валют меняются незначительно, лаги остаются неизменными, в основном изменяется лишь теснота связи на несколько %. В идеале конечно необходимо рассчитать долю этих объемов и сделать сводный индекс, но на момент написания этой статьи такой возможности не было.
21 апр. 2011
4lligator писал(а):Валерий Александрович писал(а):Что падает следует из графика приведённого Вами же
Многоуважаемый Валерий Александрович, ваши доводы верны, но вот есть одно но ... мы не учитываем влияние инфляции на рост цен на рынке, так почему мы должны учитывать его при изучении индекса промышленного производства?
Ещё более многоуважаемый 4lligator, давайте определимся нас интересует ОБЪЕКТИВНАЯ информация или? Если всё же такая - то инфляцию стоит учитывать всегда.
4lligator писал(а):Корректируя цены ранка недвижимости на инфляцию мы тоже получим падение, но мы же говорим о фактических уровнях, а не о скорректированных.
Вот мое мнение касаемо зависимостей озвученных мной ранее, правда лишь в перспективе нескольких месяцев.
Сразу предупрежу следующий вопрос: "почему цены рынка взяты в долларах?" На нашем рынке очень много ценников которые застройщики выставляют как в рублях, так и в долларах, и корреляционные связи от изменения валют меняются незначительно, лаги остаются неизменными, в основном изменяется лишь теснота связи на несколько %. В идеале конечно необходимо рассчитать долю этих объемов и сделать сводный индекс, но на момент написания этой статьи такой возможности не было.
Я бы скорее (точнее) называл тренд с учётом инфляции фактическим, а без её учета - этой самой инфляцией скорректированным
Статья замечательная - интересная и показательная - влияние макроэкономических показателей на такую сугубо локальную вещь, как цена м2 жилья в Москве безусловно есть, но вот только какое? Например, показатель доступности 1 м2 - т.е. сколько месяцев надо проработать в среднем в регионе, чтобы его купить намного более значим и показателен.
Понятно, что пересчёт в долларах при укрепляющемся рубле даже при стабильной цене покажет её рост
, но давайте определим цель - показать с помощью манипуляций статаппаратом, что все хорошо или выяснить реальную картину на рынке?Статистика по хотелкам у нас есть, осталось опросить немного покупателей (1000 вполне хватит и у Вас такая возможность есть), чтобы определить - по какой цене они ГОТОВЫ приобрести то или иное жильё, даже в случае увеличения количества денег в их кармане на 10%...
Специфика распределения дополнительных нефтяных денег или просто увеличивающейся денежной массы среди народонаселения нашей страны такова, что больше всех "разбогатеют" те у кого уже всё есть, а нуждающиеся в жилье так и продолжат в нём нуждаться, если не нырнут вниз головой в прорубь (ипотеку) за минимальным исключением.
4lligator, Вас интересует объективный прогноз?
21 апр. 2011
Валерий Александрович писал(а):Статья замечательная - интересная и показательная - влияние макроэкономических показателей на такую сугубо локальную вещь, как цена м2 жилья в Москве безусловно есть, но вот только какое? Например, показатель доступности 1 м2 - т.е. сколько месяцев надо проработать в среднем в регионе, чтобы его купить намного более значим и показателен.
- мы уже изучили это момент +)
Валерий Александрович писал(а):Статистика по хотелкам у нас есть, осталось опросить немного покупателей (1000 вполне хватит и у Вас такая возможность есть), чтобы определить - по какой цене они ГОТОВЫ приобрести то или иное жильё, даже в случае увеличения количества денег в их кармане на 10%...
Специфика распределения дополнительных нефтяных денег или просто увеличивающейся денежной массы среди народонаселения нашей страны такова, что больше всех "разбогатеют" те у кого уже всё есть, а нуждающиеся в жилье так и продолжат в нём нуждаться, если не нырнут вниз головой в прорубь (ипотеку) за минимальным исключением.
Все хотят задешево, но как Вы сказали есть кластер, который может, и может за дорого. А еще есть альтернатива ....
В дополнении жилье это ограниченный товар, а столичное жилье тем более. Да и "хотят" его не только москвичи, но и регионы.
Первый супер джет 100 купили армяне, а выговорите что денег нету. У того кому квартира нужна - деньги найдутся ... или по крайней мере он будет искать варианты.
Валерий Александрович писал(а):4lligator, Вас интересует объективный прогноз?
Конечно, но вот есть одно но: деньги которые накапливаются "в конверте", в ящике любимого серванта не растут пропорционально инфляции .... Так какой смысл все показатели корректировать на инфляцию? Мы говорим о стоимости жилья и его росте, а не о покупательской способности денег для приобретения этого жилья ...
Вообще насчет промышленного производства Вы не до конца правы, цены производителей растут все же ниже цен на прилавках, инфляция по большему счету это дело рук торгашей и менял, а не производителей ...
21 апр. 2011
4lligator писал(а):http://www.ndv.ru/o-kompanii/analist/otcenka_dostupnosti_zhilqya_gmoskvjy/ - мы уже изучили это момент +)
Показалось во второй таблице не хватает абсолютных показателей (какие именно Вы считали средние доходы, с какой ценой за м2 сравнивали) - так много информативнее.
4lligator писал(а):Все хотят задешево, но как Вы сказали есть кластер, который может, и может за дорого. А еще есть альтернатива ....
В дополнении жилье это ограниченный товар, а столичное жилье тем более. Да и "хотят" его не только москвичи, но и регионы.
У того кому квартира нужна - деньги найдутся ... или по крайней мере он будет искать варианты.
Безусловно, варианты искать будет и мы можем весьма облегчить эти поиски - раза так в 2 по цене!!! Это не шутка, если НДВ заинтересованы в новых клиентах, готов обсуждать всерьёз и предлагать конкретные варианты.
Валерий Александрович писал(а):4lligator, Вас интересует объективный прогноз?
4lligator писал(а):Конечно, но вот есть одно но: деньги которые накапливаются "в конверте", в ящике любимого серванта не растут пропорционально инфляции .... Так какой смысл все показатели корректировать на инфляцию? Мы говорим о стоимости жилья и его росте, а не о покупательской способности денег для приобретения этого жилья ...
Вообще насчет промышленного производства Вы не до конца правы, цены производителей растут все же ниже цен на прилавках, инфляция по большему счету это дело рук торгашей и менял, а не производителей ...
Наше предложение как раз содержит в том числе и возможность не терять сбережения относительно инфляции, а даже немного приумножать.
Стоимость жилья не растёт - это видимость роста. Раньше вот росла, но года 3-8 назад.
Про производителей не правы - издержки растут очень быстро, много быстрее, чем удаётся повышать цену на продукцию - ведь она должна оставаться в зоне доступности.
Дискуссия начинает сильно нравиться - обсуждение конкретики и способов преодоления сложных ситуаций на рынке - самое интересное и необходимое. Можно попытаться убедить себя - всё хорошо и само по себе станет ещё лучше, а можно объективно взглянуть вокруг, проанализировать узкие места и выработать стратегию расшивки и преодоления. Как Вы думаете?
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 8 гостей
